ВЕЛИКИЙ ПЕРЕЛОМ. часть 2

4. Брат Андрей. Залесско-Галицкий союз

Замыслы Невского отлично понял его родной брат Андрей, княживший во Владимире. И он решил противопоставить им свой, национально-освободительный план. Как пишет Л. Гумилев, Андрей «был западником и объявил, что он заключает союз со шведами, ливонцами и поляками с целью избавиться от монголов». Побывав с братом в ханской ставке в 1242 г., а затем – в пресловутом «Ледовом побоище», он хорошо разобрался, кто действительно угрожает самому существованию Руси.

Андрея поддерживало абсолютное большинство населения Залесья и окрестных русских земель, большая часть князей и бояр, имевших родовые, культурные и политические связи с Западом. Его же брат Александр опирался на татар и церковь.


У Андрея был сильный союзник в Юго-западной Руси – князь Даниил Галицкий, пытавшийся инициировать крестовый поход Европы против татар. В 1249 г. он отстоял свои права на Галич, геройски разбив политических соперников. Но уже в следующем, 1250 году, ему, победителю, пришлось ехать в Орду, ультимативно потребовавшей от него вассалитета. Татары с их кичливостью, коварством, неопрятностью произвели на Даниила крайне тяжелое впечатление. Неизгладимый осадок оставили в нем и те изощренные психологические экзекуции, которым он подвергся в ханской ставке – ведь он был героем битвы на Калке. Батый встретил его с показным азиатским радушием: «Данило! Зачем так долго не приходил? Но все хорошо, что теперь пришел. Пьешь ли черное молоко, наше питье, кобылий кумыс?» Тот ответил: «До сих пор не пил, но теперь, если велишь, буду пить». Хан продолжал: «Ты уже наш, татарин, пей наше питье!». Батый явно глумился над европейским достоинством Галицкого. Даниил выпил, поклонился, а затем хан «великодушно» позволил пить князю вино.

Судя по всему, подобное поведение ханов было нормой. Н.М. Карамзин рассказывает, что однажды в ханскую ставку приехали брат и жена одного русского князя, зарезанного по приказу Батыя. Они просили деспота не отнимать у них княжения. Батый согласился, но при этом принудил деверя к половому совокуплению с невесткой – «по обычаю монголов». Этот эпизод – знаковый. Это символ того, чем была для Руси татарщина.

Вернувшись спустя месяц в Галич, Даниил вступил на путь открытого противостояния с Ордой. Он хорошо помнил, что «великий западный поход» Батыя был остановлен рыцарским войском чешского короля Вацлава при Оломоуце, после чего татары повернули к Адриатике, а потом и обратно, на восток. Даниил, как и его союзник Андрей, был убежден, что Степи вполне можно противостоять силой европейского оружия. Поэтому укрепляет политические связи с Европой, его сын женится на дочери венгерского короля. Галицко-волынское княжество становится субъектом европейской политики. А главное – князь устанавливает отношения с папой Иннокентием IV, прекрасно понимая, что без благословения Рима крестовый поход Запада против Орды невозможен. Даниил поставил вопрос о соединении церквей. Папа отозвался с радостью. Завязалась активная переписка. В Галич прибыл доминиканский монах Алексей; архиепископ прусский и эстонский принял легатство над Юго-западной Русью. Русскому духовенству дозволялось служить на заквашенных просфирах, никто из крестоносцев и римского клира не мог приобретать имений в Галицкой земле без санкции князя. По существу, речь шла не о насаждении католичества как таковом, а об унии.

Очевидно тогда же возникла «ось» Залесье-Галиция. В 1251 году Андрей женился на дочери Даниила, еще более скрепив с ним антиордынский союз. В том же году в Новгороде, где в это время сидел Александр, появились послы от папы Иннокентия IV, предложившие Невскому военную помощь рыцарских Орденов при условии обращения в католичество (предполагают, что их появлению в Новгороде способствовал князь Даниил). Папские послы убеждали Невского, что его отец, Ярослав, незадолго до смерти обещал легату Плано Карпини принять католицизм (скорее всего, речь шла опять-таки об унии). Это было уже не первое предложение Рима такого рода. Сразу после нашествия Батыя папа Григорий IX разослал письма ко всем русским князьям с призывом обратиться в католичество, чтобы затем принять военную помощь Европы. Судя по Даниилу Галицкому и князю Ярославу, призыв Рима был не бесперспективным. Возможно, среди русской элиты крепло понимание, что религиозный разрыв с Западом роковым образом повлиял на историческую судьбу Руси как части Европы.

Но для Александра Невского папские предложения были, разумеется, абсолютно неприемлемы. У него относительно Руси были совсем другие планы. Выслушав римских послов, узнав, что брат Андрей сочетался браком с дочерью князя Даниила, Невский прекрасно понял, с чем имеет дело. И решил действовать без разбора в средствах и методах.

В 1252 г. Невский едет в Орду, к сыну Батыя, Сартаку, с которым сумел подружиться еще десять лет назад. Он «стучит» царевичу на своего брата: дескать, Андрей отнял у него, Александра, великое владимирское княжение, а главное не выполняет вассальных обязательств перед Ордой. Более того: судя по реакции ханской ставки, Невский доложил татарам о возникновении на Руси западнической антиордынской коалиции, рассчитывающей на помощь европейского рыцарства. Он объяснил татарам, что надо срочно, массированным ударом нейтрализовать одного из субъектов этого союза. Невский предложил ударить по Залесью, поскольку имел свои виды на этот край. Туда и двинулась карательная экспедиция, известная как Неврюева рать.

Узнав об этом, Андрей произнес известную фразу: «Что это, Господи! Покуда нам между собою ссориться и наводить друг на друга татар; лучше мне бежать в чужую землю, чем дружиться с татарами и служить им».

Андрей со своими дружинами, состоявшими из владимирцев, суздальцев и союзников-тверичей, встретил татар на Клязьме. Там, как пишет летописец, произошла «сеча велика» - уверен, что на это раз летопись не преувеличивает. Татары одолели. Переяславль Залесский был захвачен, его жители пленены. Как утверждают историки, Неврюева рать оказалась для Залесской Руси страшнее первого нашествия Батыя. Это красноречиво говорит о том, насколько серьезно они оценили стратегический союз Залесья и Галиции. Как видим, нас, «москалей», с «западэнцами» связывает нечто гораздо большее, чем это можно себе представить.

Князь Андрей был вынужден бежать. Куда? Конечно же, в Новгород, до Галича было далече. Но на Волхове, видимо опасаясь ордынского гнева, ему отказали в политическом убежище. Пришлось ехать еще западнее – за море, в Швецию. Здесь Андрея встретили радушно, как тогда говорили, «с честию». Никто иной, как ярл Биргер предоставил Андрею кров! Сведения о дальнейшей судьбе князя противоречивы. Одни историки утверждают, что Андрей потом вернулся на Русь и помирился с Александром; тот, дескать, помирил его с ханом и посадил княжить в Суздале. Эта версия представляется мне маловероятной: ханы запросто резали русских князей за гораздо меньшие провинности перед Ордой. Согласно другим источникам, брат Невского умер в Швеции «при невыясненных обстоятельствах». Вот это вероятнее всего. Допускаю, что традиция «руки Москвы», т.е. устранения политических противников за рубежом, прежде всего бывших соотечественников, восходит именно к смерти князя Андрея Ярославича.

Даниил Галицкий остался в одиночестве. Вся конструкция смелого, масштабного союза была разрушена. Оставалось смириться и пить кумыс или продолжить борьбу, рассчитывая на себя и на Запад. Доблестный князь выбрал второе, взяв политический курс на интеграцию Галицкой Руси в Европу в качестве самостоятельного государства.

Рим по-прежнему поддерживал Даниила. Дошло даже до папских проклятий в адрес хулителей православия и обещаний созвать объединительный церковный собор. В 1253 г. папа призвал христиан Богемии, Моравии, Сербии и Померании к крестовому походу против татар. Увы, никто не откликнулся. В 1254 г. папа обратился с таким же призывом к христианам Ливонии, Эстонии и Пруссии. И снова – в ответ тишина.

Очевидно, сыграло свою роль следующее обстоятельство. Почти двухвековая эпопея крестовых походов была на излете. Последние четыре похода уже не носили общеевропейского характера и почти не имели военного успеха. Упомянутые призывы папы совпали с предпоследним, седьмым крестовым походом (1248-1254), который осуществлялся силами французского короля Людовика IX – он наступал на Египет, потерпел поражение, попал в плен и заплатил большой выкуп за свое освобождение. Романтическая экзальтация и напряжение эпохи первых крестовых походов прошли, сменившись понятным психологическим «откатом». Ясное понимание цивилизационного противостояния с Востоком уступило место некоторой усталости и прагматизму.

А главное, западные политики просто не верили, что после крушения залесско-галицкого альянса военные действия против Орды хоть в какой-то мере перспективны. И, наверное, они были правы. Александр Невский украл у русских уникальный исторический шанс.

Даниил завис в политическом вакууме. Чтобы как-то поддержать князя, Рим в 1254 г. предложил ему королевскую корону. «Рать татарская не перестает: как я могу принять венец, прежде чем ты подашь мне помощь?» - был ответ из Галича. Подумав, в 1255 г. Даниил короновался в Дрогичине. Так появился первый и пока единственный в истории русский король.

Даниил решил действовать в одиночку, ничего другого ему не оставалось. Два года он готовился. В 1257 г. из галицких и волынских городов были изгнаны баскаки и татарские гарнизоны. В 1259 г. король Галицкий отразил поход баскака Куремсы, который сказал коротко и ясно: «Даниил страшен!». Король уже шел на Киев, но его остановили сведения о враждебных действиях литовцев.

Вероятно, Даниил рассчитывал, что его военные успехи инициируют военную помощь с Запада, а сам он успеет укрепиться. Но уже в 1260 г. на границах королевства появился тысячник Бурундай с большой ратью. Он выдвинул ультиматум: если Даниил не хочет получить вторую Неврюеву рать, пусть вместе с татарами идет войной на Литву. По сути, Бурундай потребовал, чтобы Даниил выплатил ему дань в виде «живой силы». Королю пришлось послать в поход с Бурундаем своего брата Василька.

Наступило время заката русского короля Даниила. В 1261 г. Бурундай потребовал разметать стены городов королевства – степняки боялись крепостей и вообще не любили и не понимали сам феномен города. Ультиматум был выполнен, удалось отстоять только любимый город Даниила – Холм.

В 1264 г. Даниил умер. Ему еще не было и шестидесяти; видимо, сказались горести и неимоверное напряжение последних лет. Окончилась великая жизнь, в которой была и Калка, и большая европейская политика, и ханский кумыс, и королевская корона.

Только поняв Даниила Галицкого, можно понять феномен дивизии «Галичина». Только поняв князя Андрея Ярославича, можно понять генерала Андрея Власова.

5. Немного о попах

Нельзя снова не затронуть религиозный аспект западнического проекта. Судя по всему, православное духовенство Галицкой Руси, по крайне мере в значительной своей части, было готово признать духовную власть Рима. Так, например, митрополит Кирилл был доверенным лицом своего князя: в 1250 году он посетил Залесье, положив тем самым начало военно-политическому союзу двух князей. Именно он в следующем году, во Владимире, обвенчал Андрея Ярославича с дочерью Даниила, а затем поехал в Новгород, подгадав свой приезд к известному визиту папских послов. Известно, что в ответ на призывы Плано Карпини обратиться к Римской церкви, волынские епископы не сказали твердое «нет», а лишь уклонились от немедленного решения, сославшись на отсутствие князя Даниила. Понятно, что это уже был путь к Брестской унии 1596 г. и к созданию греко-католической церкви – последовательно антимосковской, а позднее и непримиримо антисоветской.

Совсем другими были настроения церковников на Северо-востоке. В политических целях татары всячески подчеркивали свою лояльность к чужим религиям. Так, например, хан содержал на своем иждивении православных священников, служивших в церкви, расположенной перед его юртой. Христиане были и в ханской семье. Говорят, Невский обратил в православие царевича Сартака, и подобных случаев много. Например, оба сына хана Кульпы были христианами. В ханской ставке царил полный экуменизм: один западный путешественник описывает, как перед ханом Мангу по очереди служили сперва несторианские священники, потом муллы, а затем языческие жрецы. Потом, по ходатайству Невского этот Мангу (Мэнгу-Тимур) содействовал открытию в Сарае подворья православного епископа. Так появилась Сарская епархия, ставшая мощным рычагом ордынской политики в отношении русских земель. Наконец, и это главное, согласно уставу Чингисхана и Октая служители всех религий освобождались от дани.

Как говорится, что еще нужно для счастья? Взгляните на нынешних прикормленных властью батюшек – это точное подобие их коллег из далекого ХIII века. РПЦ в полной сохранности донесла до нас психотип своих служителей из тех времен, когда он был сформирован. Это психотип паразита на теле собственного народа. Психотип прислужника и предателя.

У них все есть при Путине, все было и при татарах. Зачем им какая-то уния с Римом? Да, она сохранила бы их церковные кормушки, но привела бы на Русь западных рыцарей для войны с татарами. А это – риск. Если татары одолеют, то не только кормушек, но и голов можно лишиться. Тогдашняя РПЦ крепко помнила, что Ярослав, отец Невского, был отравлен в Орде сразу же, как только вознамерился вступить в союз с папой Иннокентием IV (об этом пишет Плано Карпини, лично знавший Ярослава). Нет уж, от добра добра не ищут, и так все слава богу: службы идут, колокола поют, денежки звенят, пузо растет. А народ – ему терпеть положено. Иди-ка ты, княже Андрей, со своими опасными планами, не благословляем…

Как мы еще увидим, Орда в полной мере оценила этот выбор.

6. Как стать святым

После ликвидации залесско-галицкого военно-политического союза, Орда взялась за Русь по-настоящему. Татары решили провести общерусскую перепись в целях регулярного взимания дани, которая, по мнению ряда историков, шла как плата Невского татарам «за военную помощь в борьбе с крестоносцами». Это объясняет столь активное, я бы даже сказал, ревностное участие Александра в проведении переписи. Напомним, что папские призывы к борьбе с татарами прозвучали в 1253-54 гг., а уже через год Орда провела масштабную перепись, очевидно, продолжая считать европейский крестовый поход против Орды вероятным.

Это была не первая ордынская перепись. Сразу после нашествия 1237 года ханы Куюк и Батый прислали на Русь некоего сарацина, «который у каждого отца семейства, имевшего трех сыновей, брал одного, захватил всех неженатых мужчин и женщин, не имевших законных мужей, также всех нищих, остальных же перечислил (т.е. переписал) по обычаю татарскому; каждый человек мужского пола, какого бы возраста и состояния ни был, обязан был платить по меху медвежью, бобровому, соболиному, хорьковому и лисьему; кто не мог заплатить, того уводили в рабство».

Новая татарская перепись отличалась от первой системностью и охватом. На этот раз Орда решила «перечислить» и вольный Новгород.

К тому времени Батый уже умер, а его сын Сартак был отравлен своим дядей, братом Батыя – Берке (обычные методы азиатской политики). Однако Невский нашел общий язык и с отравителем своего побратима. Л. Гумилев открыто признает, что Невский договорился с новым ханом «об уплате дани монголам в обмен на военную помощь против литовцев и немцев». В 1255 году Берке начал перепись в Залесье, а также в Рязанской и Муромских землях. Как сообщает Суздальская летопись, «приехали численники, сочли всю землю Суздальскую, Рязанскую и Муромскую, поставили десятников, сотников, тысячников и темников». От переписи, по понятным причинам, была избавлена только РПЦ: «игумены, монахи, попы, клирошане».

Залесье заволновалось, восстал Новгород, указавший «путь чист» сыну Невского, Василию. Невский, примерявший на себя функции главы колониальной администрации, привел к Новгороду свои владимирские и суздальские части. Новгородцы, зная, что за Александром стоит Орда, после трехдневного противостояния уступили. Невский сменил неугодного посадника и поставил свою марионетку – некоего Михалку Степановича.

В 1257 году Новгород поднялся снова: дошли слухи, что на Волхов едут ордынские бюрократы-переписчики. Михалка Степанович был убит возмущенным народом, на сторону которого встал сын Александра, князь Василий. Узнав об этом, Невский взял ханских чиновников под свою охрану. Так, вместе с «низовскими» частями, они и вошли в Новгород. Начался террор. Наконец-то Невский мог выразить все свои чувства к ненавистным новгородским западникам. Одни участники восстания были просто казнены, другим, по приказу Александра, резали носы и уши, кололи глаза, как тогда говорили, «вынимали очи». Вы только представьте себе эту процедуру, наверняка повергшую в шок вольный европейский город. Вряд ли она описана в «Житии святого благоверного князя Александра Невского». Через 214 лет, одолев новгородцев у Коростыня, ратники Ивана Третьего (прямого потомка Невского в седьмом поколении) будут резать пленным носы и губы, продолжая дело «святого и благоверного».

Ханские чиновники наверняка были довольны рвением Александра, но провести перепись им на этот раз не удалось. Новгород не смирялся. Очевидно, сопротивление было столь сильным, что следующая попытка «перечисления» предпринята лишь в 1259 г. Но опять, когда зимой того года «приехал Александр и с ним окаянные татары-сыроядцы с женами», в Новгороде вспыхнуло восстание. Перепуганные татары требовали у Невского охраны, и тот организовал ее из своих местных приспешников. В конце концов, новгородцы раскололись, и верх взяли примиренцы – память о чудовищной по жестокости расправе была свежа. «И начали ездить окаянные татары по улицам, переписывая домы христианские».

Но борьба новгородцев за свободу была не напрасной. В Новгороде, хоть он и платил «выход» Орде, никогда не было института баскаков, который на остальных русских землях просуществовал до 1270-х годов, когда колониальное управление и сбор дани были спущены на русских князей, среди которых особым рвением отличились потомки Александра Невского.

В Залесье тем временем установился ордынский гнет в режиме беспредела. Здесь хозяйничала азиатская «этномафия» из бесерменов, хивинцев и харазцев, откупившая у татар дань с русских земель. Откупщики заламывали огромные проценты, а в случае неуплаты продавали должников в рабство. Наконец в 1262 г. регион превратился в одну сплошную «Кондопогу»: с гулом вечевых колоколов восстали Владимир, Ростов, Суздаль, Переяславль Залесский, Ярославль (здесь народ растерзал некоего Зосиму, бывшего монаха, принявшего ислам, и ставшего правой рукой местного баскака).

Невский в очередной раз поехал в Орду – согласно классикам историографии, «чтобы отмолить людей от беды», т.е. отвести татарских карателей. Не очень понятно, с чего бы это Александр, только что коловший глаза новгородцам, стал таким добрым. Скорее всего, Невский просто торопился оправдаться перед ханом Берке. Но главная цель визита была не в этом. Ведь как ни парадоксально, залесское восстание в чем-то сработало на осуществление планов Александра. Теперь он мог убедительно доказать хану, что прямое ордынское управление на Руси неэффективно, поскольку провоцирует население своим откровенно оккупационным характером. Невский предложил хану себя в качестве баскака, который собирал бы дань со своего народа, опираясь на церковь, дружину, а при необходимости – на сабли ордынской метрополии. И, думаю, хан согласился, тем самым наметив всю дальнейшую политику Орды в отношении русских колоний.

Политическую линию Невского емко сформулировал Л. Гумилев: получение от монголов военной помощи для противостояния с Западом и подавления внутренней русской оппозиции. То есть для создания режима своей личной диктатуры. Потомки Александра Невского последуют его заветам, превратив Московское княжество в оккупационную татарскую комендатуру, которая со временем, по мере усиления Москвы и ослабления Сарая, превратится в новую, православную версию ханской ставки, унаследовав империю монголов. В этом и состоял план Александра Невского.

В ходе этой встречи в Орде обсуждались и другие важные вопросы. Невскому на сей раз удалось уклониться от обычной уплаты дани в виде «пушечного мяса», чего поначалу требовал хан, ведший тогда войну с персами (к тому времени русские уже ходили в составе ордынской рати на аланов; позднее, в 1277 году татары, по словам Соловьева, «водили русских князей» на Литву, а в 1287 году – на поляков). Скорее всего, хан решил, что дружины Невского сейчас нужнее на Руси, еще не остывшей от антитатарских восстаний.

К тому же Александр вел активную подготовку к войне против Ливонского ордена, которая была им задумана совместно с литовским князем Миндовгом – деятелем беспринципным, вероломным и жестоким. Как говорится, рыбак рыбака видит издалека; Невский, похоже, нашел родственную душу. Конечно, союз с Миндовгом был заключен с санкции ханской ставки; с ее же одобрения Невский разрабатывал и планы войны с Ливонией, предвосхищая Ивана Грозного, спустя триста лет бросившего на нее своих служилых татар под командованием Шиг-Алея. Короля Даниила можно было уже не опасаться: его города к тому времени стояли без крепостных стен. Возможно, что за планами ливонской кампании крылись более масштабные замыслы татар, которые еще при Батые стремились дойти до «последнего моря». Таким образом, теперь Александру Невскому предстояло трансформироваться из ханского Кагановича в ханского Жукова.

Но судьба распорядилась иначе. В 1263 г., возвращаясь из Орды, Невский занемог и умер. Его смерть породила множество версий. Одни говорят, что Александр, подобно его отцу, Ярославу, был отравлен ханом, боявшимся его усиления. Это маловероятно, поскольку хан явно ценил Невского как коллаборациониста. Другие утверждают, что он умер от стресса. Может быть. Третьи говорят, что Невский был отравлен не ханом, с которым имел отношения вполне дружеские, а кем-то из его окружения. Тоже может быть: сложные интриги при восточном дворе вещь обычная. Наконец, четвертая версия: Невского отравили «сторонники немцев», западники, возможно, из новгородцев, мстивших ему за резню. В качестве косвенного доказательства приводится тот факт, что вскоре после Александра умер и Миндовг. Что тут можно сказать? Яд, конечно, не самый арийский способ борьбы с политическими противниками. Но невозможно осудить этих «масонов», зная, чем обернулся план Невского для русского народа и всей европейской цивилизации.

Примерно через сто лет РПЦ канонизировала Александра Невского. Думаю, она сделала бы это и раньше, но в народе еще была слишком свежа память о подлинном, историческом Александре и его совсем не житийных деяниях. Сама же РПЦ в те времена переживала один из самых благоприятных периодов своей истории. Орда вполне оценила антиевропейскую позицию «русской» церкви. У Карамзина читаем: «Владения церковные, свободные от налогов ордынских и княжеских, благоденствовали; сверх украшения храмов и продовольствия епископов, монахов, оставалось еще немало доходов на покупку новых имуществ. Новогородские святители употребляли Софийскую казну в пользу государственную; но митрополиты наши не следовали сему достохвальному примеру. Народ жаловался на скудость: иноки богатели».

Начиная с 1267 г., ханы давали «ярлыки», по которым «за оскорбление церквей, хуление веры, уничтожение церковного имущества полагалась смертная казнь». РПЦ пользовалась экстерриториальностью от ханской и княжеской власти, имела свой суд; все, принадлежавшие к церкви, были свободны от ханских мобилизаций. РПЦ платила за это верностью. Даже знаменитое благословение Сергия Радонежского на выступление против Мамая в 1380 г. было, в действительности, верноподданническим актом: Мамай являлся не ханом, а узурпатором; законным ханом тогда был Тохтамыш. Таким образом, идя войной на Мамая, Москва действовала как законопослушный улус Орды (кстати, именно так и именовала себя Москва, обращаясь к ордынским «царям»; «верными царскими улусниками» называли себя московские правители вплоть до стояния на Угре в 1480 г.). Сожжение Москвы Тохтамышем в 1382 году было вызвано, разумеется, не жаждой мести за Куликовскую битву, а стремлением пресечь неуклонное превращение «белокаменной» в новый ордынский центр, каковым она и стала к концу ХV века.

7. От Орды – к России

В результате катаклизмов ХIII столетия большая часть русских оказалась, по существу, в другой стране. Татарщина – это, прежде всего, культурная, ценностная катастрофа, крушение смыслов. Карамзин пишет: «Внутренний государственный порядок изменился: все, что имело вид свободы и гражданских прав, стеснилось, исчезало. Князья, смиренно пресмыкаясь к Орде, возвращались оттуда грозными властелинами: ибо повелевали именем царя верховного. Свершилось при моголах легко и тихо, чего не сделал ни Ярослав Великий, ни Андрей Боголюбский, ни Всеволод III: в Владимире и везде, кроме Новагорода и Пскова, умолк вечевой колокол… Города лишились права избирать тысячских, которые важностью и блеском своего народного сана возбуждали зависть не только в княжеских чиновниках, но и в князьях».

Между бывшей Русью и Западом опустился железный занавес. Монгольская империя, поглотившая русские земли, подобно сталинскому СССР нависла над Европой с востока. Контакты с Западом были почти прекращены и в европейских хрониках той эпохи исчезают всякие упоминания о Руси, которая в домонгольский период была частью Европы, тесной связанной с ней политическими, культурными, экономическими и династическими узами. Западничество стало крамолой. Например, среди обвинений, предъявленных в Орде известному князю Михаилу Тверскому, было и такое: «Хотел бежать к немцам с казною и казну в Рим с папой отпустил». Формулировка предвосхищает обвинительные речи Вышинского. Сын Михаила, князь Александр был вынужден бежать в Литву после тверского антитатарского восстания 1327 года, прожил в эмиграции десять лет, вернулся, был помилован ханом, «восстановлен в должности», но уже через два года его вызвали в Орду и все-таки убили как литовского агента. Вот когда набрасывались эскизы будущих переменчивых судеб сталинских наркомов и маршалов!

Характерно, что огромную, если не ключевую роль в вышеназванных «судебных процессах» сыграли прямые потомки Александра Невского, его внуки: московские князья, братья Юрий Данилович и Иван Данилович, известный как Калита. Зверское убийство Михаила Тверского в Орде было совершено под непосредственным руководством Юрия Даниловича, за что он вскоре и поплатился, пав от руки одного из сыновей князя Михаила – Дмитрия Грозные Очи. Севший затем на Москве Иван Данилович вместе с татарами громил в 1327 году восставшую Тверь, а спустя двенадцать лет решил судьбу сына Михаила Тверского, Александра, состряпав донос в Орду о его связях с Западом – историческая участь Твери, начавшей к тому времени опасное для татар сближение с Новгородом, была решена. С этого момента и пошло, как пишут историки, «выдвижение Ивана Калиты в общерусского деятеля» и, соответственно, возвышение Москвы, которая, благодаря своей последовательной антизападной позиции, стала пользоваться полным доверием ханов. В 1332 году Иван Калита осуществил один из ключевых пунктов плана своего деда: вместе с «княжением великим надо всею Руською землею», он получил право сбора ордынской дани на всей Северо-восточной Руси. Естественно, часть этих сборов прилипала к рукам Москвы, которая пускала их на свое усиление и скупку новых земель.

Ради того, чтобы возвыситься над другими русскими регионами, Москва не брезговала ничем – ни грубым насилием, ни взяткой. В последнем отличился знаменитый митрополит Алексей (? – 1378), классический представитель РПЦ, который, как деликатно пишет Л. Гумилев, «сумел в обмен на финансовую поддержку получить ханскую грамоту, удостоверяющую, что великое княжение является наследственным правом московских князей из династии Ивана Калиты. Таким образом, политическая традиция Киевской Руси была отменена окончательно. Ей на смену пришел абсолютно новый принцип наследственной, династической монархии». Так зарождались российское самодержавие и сама российская государственность, которую мы знаем. Остается лишь заметить, что в государстве, возникшем в результате взятки, т.н. борьба с коррупцией – занятие заведомо безнадежное.

Важным моментом московской политики было и то, что «на Москве татары принимали православие, женились на русских женщинах и в следующем поколении интегрировались в общую массу московитов…» (Л. Гумилев). Это обстоятельство в дальнейшем весьма способствовало превращению Москвы в новую ханскую ставку, в новый, православный Сарай, естественным образом унаследовавший ордынскую империю, включая ее модель власти и сам психотип властителя. Не случайно, что служилые татары стали верными патриотами России – они видели в ней «реинкарнацию» Орды, а в московском царе – своего нового хана. Именно полки служилых татар внесли решающий вклад в уничтожение Иваном Третьим Новгородской республики. Не менее яркий пример – опричнина Ивана Грозного, ставшая инструментом искоренения русского европеизма. Кстати, сам Грозный – потомок Мамая по материнской линии, что красноречиво говорит о степени «конвергенции» Москвы и Орды.

Московия, которую официозная историография почему-то именует «Московской Русью», унаследовала от Орды «военную организацию, фискальную систему, посольский обычай, протокольную традицию государственных канцелярий», а, главное, комплекс социальных и индивидуальных норм, разрушительных для русской личности в ее изначальном качестве.

Петр Первый явил собой реакцию русского европеизма, впрочем, оперируя вполне азиатскими методами, оставаясь в пределах ордынско-имперской парадигмы. Да, в определенном смысле Петербург стал «реинкарнацией» Новгорода; но Петр, будто в насмешку, «небесным патроном» своего детища избрал… Александра Невского. Тем самым он как бы выдал «черную метку» всей российской вестернизации. Невский вернулся в лице Ленина и вновь поворотил страну «лицом к Востоку».

Эпоха Николая Второго с ее прекрасным «серебряным веком» – этот тот максимум европеизма, на который способна Орда-Россия как культурно-государственный феномен. Тем яростней стала реакция азиатчины, тлевшей в глубинах российской жизни. Большевизмом, ГУЛАГом и «железным занавесом» ответила Россия на двухсотлетние попытки сделать ее «фасадом Европы». Расстояние от башни Вячеслава Иванова до колымских бараков оказалось ужасающе малым.

Таков, вкратце, генезис антирусского Российского государства, которое в своих базовых параметрах существует и поныне. Русские – заложники этого государства, этой «евразийской империи», ее вечные и главные данники. Самую страшную дань Орде-России они выплатили во время ее последней войны с Европой, в 1941-1945 гг.; тогда, наконец, сбылась мечта Невского о великом походе на Запад – недаром среди главных советских орденов того времени фигурирует и орден Александра Невского.

Помните осенние предвыборные плакаты «План Путина – победа России»? План Путина – это возвращение России к ее основной исторической парадигме – авторитарно-бюрократической, имперско-централистской и антизападной, несколько поколебленной в эпоху горбачевско-ельцинского «Февраля». Сворачивание демократии, наступление на права регионов, истерика вокруг Бронзового солдата, реанимация совковой риторики времен «холодной войны», газпромовский империализм – все это находится в контексте названного процесса. Российский антизападный миф вновь активизирован – не стоит обманываться «либерализмом» Дмитрия Медведева. Мы в очередной раз вступили в период феодальной, ордынско-имперской реакции. Каков ее потенциал – разговор особый. Как бы то ни было, необходимо решительно противопоставить ей ценности и пафос русской национально-буржуазной революции, историческим символом которой, несомненно, является Великий Новгород. Национал-демократический проект – это стремление разорвать заклятие Орды-России; заклятие, наложенное на русскую судьбу в роковом ХIII веке.

Только поняв план Невского, можно понять план Путина.

Осень 2007- зима 2008, Залесье.